July 20, 2022
Евгения, сестра
July 20, 2022
Козловка — село в ста километрах от Оренбурга по трассе М-5. Живет в селе всего около трехсот человек, а из инфраструктуры только школа, библиотека, сельский клуб и детская площадка. В Козловке родился и вырос Стас, здесь живет его мама.
В семье было трое детей. Четвертый, самый младший, умер в раннем возрасте. «Детство тяжелое было — рассказывает Евгения. — Мать воспитывала нас одна, хваталась за любую работу чтобы дети не сидели голодными. Поэтому мы все после школы пошли работать, чтобы маме было легче». Отец в жизни семьи участия не принимал: «бухал, мотался, мы не нужны ему были».
Евгении часто приходилось оставаться за старшую. «Для меня Стасик был как сын, я нянчила его, — рассказывая об этом, девушка начинает плакать. – Когда он болел, я лежала с ним в больнице. Я всегда была рядом. Ругались, бывало, но за друг друга всегда в огонь и воду шли».
Когда Евгения вспоминает брата, в ее голосе появляются материнские нотки: «Он был очень хорошим, добрым, отзывчивым. Всегда спешил всем на помощь. Всегда был позитивный. Даже там мальчишки [сослуживцы Стаса] говорят, что он шутил, будто не понимал где находится, броню не надевал. Про него нельзя сказать плохого, он никому ничего плохого ни разу не сделал».
Сразу после школы Стас, по примеру сестер, пошел работать: продавал яблоки, работал грузчиком на шоколадной фабрике в Бузулуке. Парень хотел в армию — карьера военного обещала стабильный заработок, какие-то перспективы и возможность помогать семье. «Мы характеристику хорошую у учителей выпрашивали, — вспоминает Евгения, — чтобы его в армию определили, чтобы не остался он тут».
Получилось. Весной 2019 года Стаса призвали, он попал в 25-ю мотострелковую бригаду в городе Луга. Через 6 месяцев подписал контракт. Семья была рада: «Там он работал, был командиром отделения. Мы думали, он сможет чего-то добиться, — рассказывает Евгения. — Никто же не думал, что начнется война».
За три года службы Стас ни разу не был дома. В первый отпуск поездке помешал ковид, потом не складывались обстоятельства. С семьей Станислав общался по телефону, чаще с сестрами. Разговаривать с мамой он не очень любил: во время звонков она постоянно плакала.
Родные знали, что подразделение Стаса поехало на учения в Беларусь. Еще до начала «спецоперации» у Евгении был разговор с братом: «Он говорил, что если это все начнется на Донбассе, он поедет. Я говорила: “Стас, не езжай, не надо”».
Станислав позвонил ночью, 17 февраля. Сказал, что они стоят в 70 километрах от границы с Украиной, на утро запланировано наступление. «Он нас поставил перед фактом — говорит Евгения. — Когда Стас сказал, что они там, моя жизнь разделилась на до и после. Я боялась, что он погибнет».
24 февраля появились первые новости по телевизору и первые сообщения о потерях в социальных сетях. Никаких иллюзий о масштабах и характере «спецоперации» у Евгении не было с самого начала. «В интернете начали выкладывать фотографии погибших ребят. Ясно было, что это наступление, на территорию другой страны заходят. Я уже тогда понимала, что может что-то случиться с ним. Но оставалась надежда, что нас это стороной обойдет».
Все это время связи со Стасом не было — перед наступлением военнослужащие сдали телефоны. А 28 февраля, в день своего рождения, Стас отправил сообщение ВКонтакте. Писал родным, что любит их, соскучился и очень хочет домой.
В хаосе первых дней «спецоперации» многие родственники солдат пытались получить хоть какую-то информацию о своих близких: звонили в Министерство обороны, писали в группы воинских частей, создавали группы в мессенджерах, где обменивались сведениями, полученными «оттуда». Кроме этого, Евгения пыталась найти сослуживцев Стаса. Открыла его профиль ВКонтакте, выбрала в списке друзей всех в военной форме и писала наугад: «Спрашивала, кто чего знает, кто на связь выходит / не выходит, жив / не жив. Я сама всем писала. И в итоге, когда это случилось они мне написали».
10 марта от сослуживцев начали приходить соболезнования. «Я спросила, с чего вы взяли, что он погиб? — рассказывает Евгения — Они говорят, мальчишка был раненый в госпитале, сказал им, что Стаса больше нет»
Евгения смогла с связаться с парнем из госпиталя, и тот рассказал, что 8 марта они попали под минометный обстрел. Стас и восемь его сослуживцев погибли.
По телефону в воинской части эту информацию не подтвердили. Сказали, что это «фейковая информация, верить ей нельзя». А после нескольких звонков командир части внес номер Евгении в «черный список». Дежурный на просьбу соединить с командиром отвечал, что того нет на месте.
Родственники отправили письма во все инстанции: в Администрацию президента, в военную прокуратуру, в Совет по правам человека. Ответы были похожи на отписки: ведомства сообщали, что переслали запрос куда-то еще.
Параллельно искали подтверждения информации в тематических пабликах Вконтакте, отправили запрос в телеграм-канал «Ищи своих», в котором украинская сторона публиковала данные о погибших и пленных россиянах. На публикации в соцсетях отвечали пользователи из Украины: «Присылали фотографию парня, которого переехал танк, писали: «Вот ваш Стасик, приезжайте, забирайте», «Будьте прокляты вы и весь ваш род».
Наш разговор прерывает мужской голос на заднем плане: — Там кто? -— Журналист — ФСБ опять будет звонить, оно тебе надо? — А мне что скрывать?
Это муж Евгении. Я прошу уточнить, что за история с ФСБ, Евгения рассказывает, что после публикаций в соцсетях с семьей пытались связаться журналисты из команды Навального. Следом позвонили из районного управления ФСБ и настойчиво рекомендовали интервью не давать. «Они против нашего государства», — объяснили фсбшники.
От сослуживцев родные узнали, что 18 марта тело Станислава забрали из-под Харькова и отправили в морг в Ростове. По словам Евгении, ей удалось получить список потерь воинской части. Там действительно фигурировала фамилия Шорников, но это был однофамилец Стаса. Евгения оставила сообщение в группе в/ч Вконтакте: «Если тут есть родственники Шорникова Д.В, отзовитесь. Вы похоронили не своего сына»
Сообщение прочла мать однофамильца, она вышла на связь и подтвердила, что ее сын жив. Женщины вместе звонили в Министерство обороны и в часть, указывали на ошибку и настаивали на проведении ДНК-экспертизы. «Нашего брата чуть не отправили в Пермь, вместо этого парня» — возмущается Евгения.
Наконец семью пригласили на сдачу крови для ДНК-анализа. А 7 апреля пришла похоронка.
Похороны состоялись в апреле. Евгения подмечает грустное совпадение: «22 апреля 19 года он ушел в армию, и 22 апреля, вот ровно три года прошло, нам его привезли». Церемония прощания прошла в Козловском доме культуры. Как полагается, был почетный караул, венки от Министерства обороны и местной администрации. Станислава хоронили в закрытом гробу. Военные сказали, что «смотреть там не на что»: полностью отсутствовало лицо, не было кистей рук.
Стаса посмертно наградили орденом Мужества. Правда, Евгении пришлось самостоятельно ехать за ним за 5000 километров, в Лугу. Родные хотели установить мемориальную табличку на школе, где учился Стас к 1 июня, дню ветеранов боевых действий, но в части сообщили, что не успеют прислать орден к этой дате. «Если вы хотите быстрее, то приезжайте и забирайте его сами», — сказал представитель Минобороны, сопровождавший тело.
«Выполняя воинский долг, будучи верным присяге, погиб как настоящий герой, стойко и мужественно сражаясь с неприятелем, выполнил поставленную задачу и к сожалению, встретил свою смерть глядя ей прямо в глаза» — написано в письме из министерства обороны.
Эти общие формулировки и героические армейские клише не дают Евгении понимания, за что умер Стас. Девушка говорит, что не знает и не понимает, зачем всё это было нужно. Версия про нацистов и биолаборатории ее не убеждает: «Да не верю я во все это. Что нас, русских, не любят — возможно. Но откуда я могу знать, что там правда, что нет. Единственное, чего [мы] 8 лет туда не лезли, пока они между собой воевали — а сейчас полезли?»
Евгения продолжает поддерживать связь с родственниками пропавших солдат: «У меня сколько мамочек пишет… одна мамочка уже пятый месяц ждет информации от Минобороны, никаких известий нет, на связь он не выходит. А сослуживцы ей сказали, что он 27 февраля погиб. И ничего ей не подтверждают»
Следить за группами, в которых родственники пытаются узнать судьбу пропавших в Украине, она перестала: «Больно смотреть на то, что происходит. Постоянно выкидывают [погибших ребят], мне их жалко».
Мемориальную табличку на школе все еще не установили.
***
На 20 июля известно о гибели 14 военнослужащих из в/ч 29760, расположенной в Луге – их некрологи опубликованы родственниками или в региональных СМИ.
В разговоре Евгения упоминает маму солдата, которая пятый месяц разыскивает сына. Это история Татьяны Колодий, ее сын до сих пор не найден. 22 мая на ютьюб-канале Катерины Гордеевой опубликован выпуск, в котором рассказана история Ирины Чистяковой. Ее сын также служил в в/ч 29760, где он сейчас – никто не знает.
Сколько военнослужащих из этой военной части пропали без вести — неизвестно. Сколько их по всей стране — тем более.
Автор: Павел Меркулов
Чтобы не пропустить новые истории,
подпишитесь на наш телеграм
Если вы хотите поддержать проект, вы можете перечислить
пожертвование на один из наших крипто-кошельков
«Они сейчас там» – независимый журналистский проект.
Почта для связи – theyarethere@protonmail.com
Наши социальные сети:
Все материалы открыты для свободного распространения (по лицензии Creative Commons).
Пожалуйста, указывайте источник.